(no subject)
Nov. 12th, 2007 10:10 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anna_mirIch hab' mein Herz in Heidelberg verloren,
In einer lauen Sommernacht.
Ich war verliebt bis über beide Ohren
Und wie ein Röslein hat ihr Mund gelacht.
Und als wir Abschied nahmen vor den Toren
Beim letzten Kuß, da hab ich's klar erkannt:
Daß ich mein Herz in Heidelberg verloren.
Mein Herz, es schlägt am Neckarstrand.
(с) Fred Raymonds, 1924
Я очень сильно буду скучать по тебе. По твоим улочкам, по аккуратным пряничным домикам, по разноцветным холмам, создающим эффект поздравительной открытки, по большому фонтану, по зелено-травяной набережной, такой домашней и уютной под солнцем («встречаемся у трех камней!» - слышала я по телефону непререкаемо-радостное и ждала конца рабочего дня, чтобы мчаться скорей в уговоренное место), и по твоим мостам и мостикам буду скучать, особенно по тому, по пешеходному, который упирается прямо в заросли ежевики.
Я буду очень-очень скучать. По велосипедным дорожкам и по цветущим каштанам, по незамерзающему больше Неккару и по деревянным скамеечкам в лесу, по виртуозно выложенной долине, вьющейся между двумя холмами, и по усыпанным крокусами лужайкам, и по испытанным вдоль и поперек кофейням, по маленькому ботаническому садику и по студенческой столовке, невкусной, но веселой и беспечной - местом наших встреч и посиделок; даже по толпам японских туристов, умудряющихся оказываться в самых уютных местах города часиков с 6 утра. И по площадке позади Макс-Планк-Института буду скучать – там проходили наши шикарные «грили», шашлыки, иначе говоря, отвязные и счастливые.
Я приехала сюда ровно 8 лет назад, почти что четверть жизни. (Ой! Уже меньше. Ужос.) 12 ноября 1999 года. На автобусе из Москвы. Чтобы был обратный билет с открытой датой. Дома меня ждали мои родные дорожки, тропинки, березки, лекции, слушатели, отчеты о прибылях и убытках, надежные друзья, мама и самая замечательная в мире рыжая кошечка с аристократическим именем Лямка. Про поездку ту – тема отдельного романа, скажу, что вообще иногда отличаюсь изумительной чистотой доверчивости в людскую породу. И еще, что у всех таможенников и паспортистов по дороге следования я вызывала шквал эмоций своей рабочей визой в паспорте и юмористическим выражением лица. Одного вспоминаю с особенной нежностью, заслушав его протяжное: так вооот они какие, молекулярные биофизики!
Это в ответ на вырванное с корнями признание, что еду по контракту в лабораторию молекулярной биофизики института исследования рака, поскольку как-либо идентифицировать чУдное слово Zweijahrigegastwissenschaftlerin, записанное в приглашении, ни он, ни я были не в состоянии. Нас обоих вообще слова такой длины приводили в подобострастный трепет, это бросалось в глаза. Еще бы, я по сравнению с тем таможенником знала на одно немецкое слово больше: кроме традиционных для русскоязычного человека, добрые друзья обучили меня выражению «noch ein Pils“, сказали - важному для работы в Германии.
Впрочем, я ни к молекулярным, ни к био, ни к физикам (эээ..в смысле, к физике) отношения не имела, это в том далеком году сильно не хватало информатиков, хватали всякую шушеру типа меня.
Я приехала с трехмесячной визой, будучи уверенной, что задержусь здесь ну максимум на полгода.
И по зАмку твоему я буду скучать, который может быть таким разным: в пасмурную погоду он суровый и грозный, строгая крепость, умеющая постоять за себя, вышколенная гвардия с мушкетами наперевес; в солнечных лучах – блистательное великолепие в своем непобедимом кокетстве, шуршание бальных платьев, корсеты, волнительные вздохи и шелест вееров. А иногда зАмок устает от людских беспардонных разглядываний и окутывается в туман, его становится почти совсем не видно, только очертания, как будто облачная иллюзия, угадываются над холмом, даже если стоять на Площади Зерна, откуда до зАмка рукой подать – триста с лишним ступенек всего..
И по «стадиону» на горе Хайлигенберг буду скучать – одному из самых моих любимых мест для летних прогулок, лучше разве что Шлирбах, там, где можно шуршать листьями, когда осень.
И по роскошно исполненному «гаудеамус игитур» на университетской площади – тоже буду скучать.
Иногда поражает, какое большое у человека сердце. Потому что разбрасываешь его, разбрасываешь, под ноги прохожим, а оно до сих пор не кончилось. Вон кусок валяется, на привокзальной площади, уже давно истоптанный, грязненький, а я все еще чувствую резкую боль, когда на него случайно наступают.
И отлично помню, как рвала его на куски 8 лет назад, уезжая из Городка и обманывая себя - скоро вернусь, совсем скоро, три месяца, и обратно, Новый Год только, и все, и в Париж съезжу, и домой..А по тамошним кускам тоже кто-то топчется, до сих пор..
Здесь появился на свет мой сыночек, теперь в документах навсегда вписано место его рождения: Гейдельберг (эти международные правила перевода заставляют меня вздрагивать), а вчера ему исполнился целый месяц
Здесь рождались и умирали мои килотонны безумных мечтаний и эвересты неосуществимых планов, шикарные миражи в виде дворцов и черная хандра в виде безнадежности. Правда, этого добра – как молока, чем больше производишь, тем больше вырабатывается.
А еще умные люди говорят, что от себя не убежишь, и похоже, они правы.
И понимание здесь рождалось – два с половиной года назад оно ко мне приходило, эйфорическое осознание Бытия, сразу вслед за потерей двух литров крови и маленьким обыденным героизмом местных хирургов, спасших мою никчемушную жизнь; через пару дней я преодолела 20 метров коридора – мой туннель к свету – и оказалась на больничном балконе, куда свисала огромная ветка распустившейся магнолии. К сожалению, от него осталось только воспоминание, след Знания, неестественно для сибирячки крупный яркий цветок, заполоняющий пространство и свисающий в руки, если их аккуратно сложить ковшиком. Оно было, это Знание, но потерялось, и я никак не могу его поймать обратно.
Я уезжаю. Спасибо судьбе, хоть недалеко, за 100 км. Потому что на Земле есть только одно географическое место, куда я могу уехать из Хайдельберга без горьких-горьких слез, а все равно буду скучать, но будет не так больно. И это совсем не Франкфурт. А к тебе я буду приезжать. Пока есть к кому (слава богу!! Какое же это счастье!), я смогу мучить себя всяческим несбывшимся хотя бы по выходным. Ведь час на поезде. Всего час.
А я сильная. Как та ворона.
Я справлюсь.
Справлюсь.
Справлюсь.
In einer lauen Sommernacht.
Ich war verliebt bis über beide Ohren
Und wie ein Röslein hat ihr Mund gelacht.
Und als wir Abschied nahmen vor den Toren
Beim letzten Kuß, da hab ich's klar erkannt:
Daß ich mein Herz in Heidelberg verloren.
Mein Herz, es schlägt am Neckarstrand.
(с) Fred Raymonds, 1924
Я очень сильно буду скучать по тебе. По твоим улочкам, по аккуратным пряничным домикам, по разноцветным холмам, создающим эффект поздравительной открытки, по большому фонтану, по зелено-травяной набережной, такой домашней и уютной под солнцем («встречаемся у трех камней!» - слышала я по телефону непререкаемо-радостное и ждала конца рабочего дня, чтобы мчаться скорей в уговоренное место), и по твоим мостам и мостикам буду скучать, особенно по тому, по пешеходному, который упирается прямо в заросли ежевики.
Я буду очень-очень скучать. По велосипедным дорожкам и по цветущим каштанам, по незамерзающему больше Неккару и по деревянным скамеечкам в лесу, по виртуозно выложенной долине, вьющейся между двумя холмами, и по усыпанным крокусами лужайкам, и по испытанным вдоль и поперек кофейням, по маленькому ботаническому садику и по студенческой столовке, невкусной, но веселой и беспечной - местом наших встреч и посиделок; даже по толпам японских туристов, умудряющихся оказываться в самых уютных местах города часиков с 6 утра. И по площадке позади Макс-Планк-Института буду скучать – там проходили наши шикарные «грили», шашлыки, иначе говоря, отвязные и счастливые.
Я приехала сюда ровно 8 лет назад, почти что четверть жизни. (Ой! Уже меньше. Ужос.) 12 ноября 1999 года. На автобусе из Москвы. Чтобы был обратный билет с открытой датой. Дома меня ждали мои родные дорожки, тропинки, березки, лекции, слушатели, отчеты о прибылях и убытках, надежные друзья, мама и самая замечательная в мире рыжая кошечка с аристократическим именем Лямка. Про поездку ту – тема отдельного романа, скажу, что вообще иногда отличаюсь изумительной чистотой доверчивости в людскую породу. И еще, что у всех таможенников и паспортистов по дороге следования я вызывала шквал эмоций своей рабочей визой в паспорте и юмористическим выражением лица. Одного вспоминаю с особенной нежностью, заслушав его протяжное: так вооот они какие, молекулярные биофизики!
Это в ответ на вырванное с корнями признание, что еду по контракту в лабораторию молекулярной биофизики института исследования рака, поскольку как-либо идентифицировать чУдное слово Zweijahrigegastwissenschaftlerin, записанное в приглашении, ни он, ни я были не в состоянии. Нас обоих вообще слова такой длины приводили в подобострастный трепет, это бросалось в глаза. Еще бы, я по сравнению с тем таможенником знала на одно немецкое слово больше: кроме традиционных для русскоязычного человека, добрые друзья обучили меня выражению «noch ein Pils“, сказали - важному для работы в Германии.
Впрочем, я ни к молекулярным, ни к био, ни к физикам (эээ..в смысле, к физике) отношения не имела, это в том далеком году сильно не хватало информатиков, хватали всякую шушеру типа меня.
Я приехала с трехмесячной визой, будучи уверенной, что задержусь здесь ну максимум на полгода.
И по зАмку твоему я буду скучать, который может быть таким разным: в пасмурную погоду он суровый и грозный, строгая крепость, умеющая постоять за себя, вышколенная гвардия с мушкетами наперевес; в солнечных лучах – блистательное великолепие в своем непобедимом кокетстве, шуршание бальных платьев, корсеты, волнительные вздохи и шелест вееров. А иногда зАмок устает от людских беспардонных разглядываний и окутывается в туман, его становится почти совсем не видно, только очертания, как будто облачная иллюзия, угадываются над холмом, даже если стоять на Площади Зерна, откуда до зАмка рукой подать – триста с лишним ступенек всего..
И по «стадиону» на горе Хайлигенберг буду скучать – одному из самых моих любимых мест для летних прогулок, лучше разве что Шлирбах, там, где можно шуршать листьями, когда осень.
И по роскошно исполненному «гаудеамус игитур» на университетской площади – тоже буду скучать.
Иногда поражает, какое большое у человека сердце. Потому что разбрасываешь его, разбрасываешь, под ноги прохожим, а оно до сих пор не кончилось. Вон кусок валяется, на привокзальной площади, уже давно истоптанный, грязненький, а я все еще чувствую резкую боль, когда на него случайно наступают.
И отлично помню, как рвала его на куски 8 лет назад, уезжая из Городка и обманывая себя - скоро вернусь, совсем скоро, три месяца, и обратно, Новый Год только, и все, и в Париж съезжу, и домой..А по тамошним кускам тоже кто-то топчется, до сих пор..
Здесь появился на свет мой сыночек, теперь в документах навсегда вписано место его рождения: Гейдельберг (эти международные правила перевода заставляют меня вздрагивать), а вчера ему исполнился целый месяц
Здесь рождались и умирали мои килотонны безумных мечтаний и эвересты неосуществимых планов, шикарные миражи в виде дворцов и черная хандра в виде безнадежности. Правда, этого добра – как молока, чем больше производишь, тем больше вырабатывается.
А еще умные люди говорят, что от себя не убежишь, и похоже, они правы.
И понимание здесь рождалось – два с половиной года назад оно ко мне приходило, эйфорическое осознание Бытия, сразу вслед за потерей двух литров крови и маленьким обыденным героизмом местных хирургов, спасших мою никчемушную жизнь; через пару дней я преодолела 20 метров коридора – мой туннель к свету – и оказалась на больничном балконе, куда свисала огромная ветка распустившейся магнолии. К сожалению, от него осталось только воспоминание, след Знания, неестественно для сибирячки крупный яркий цветок, заполоняющий пространство и свисающий в руки, если их аккуратно сложить ковшиком. Оно было, это Знание, но потерялось, и я никак не могу его поймать обратно.
Я уезжаю. Спасибо судьбе, хоть недалеко, за 100 км. Потому что на Земле есть только одно географическое место, куда я могу уехать из Хайдельберга без горьких-горьких слез, а все равно буду скучать, но будет не так больно. И это совсем не Франкфурт. А к тебе я буду приезжать. Пока есть к кому (слава богу!! Какое же это счастье!), я смогу мучить себя всяческим несбывшимся хотя бы по выходным. Ведь час на поезде. Всего час.
А я сильная. Как та ворона.
Я справлюсь.
Справлюсь.
Справлюсь.
